Духовник Царской семьи протоиерей Владимир Хлынов и проблемы его канонизации
Статья Капкова Константина Геннадиевича, руководителя Церковно-исторического проекта «Летопись» и научного отдела Николо-Сольбинского женского монастыря, заместителя директора по научной работе Музея Императора Николая II в Ливадии и в Москве.
В настоящем докладе мы обратим внимание на моменты, связанные с гонениями на отца Владимира, его арестами и следственными делами, – именно на эти вопросы прежде всего обращает внимание Синодальная комиссия по канонизации святых при прославлении новомученика. В марте 1917 г. священник Владимир Хлынов оказался среди немногих священнослужителей, сразу сумевших критически оценить Февральскую революцию, о чем говорил открыто в проповедях, и был подвергнут остракизму.
В переломный момент русской истории, с лета 1917‑го вплоть до первого ареста в 1923 г. отец Владимир был настоятелем Тобольского Успенского кафедрального собора. На эту должность его назначил вскоре после прибытия на тобольскую кафедру будущий священномученик епископ Гермоген (Долганёв). Протоиерей Владимир Хлынов смог оправдать его доверие и стал правой рукой архиерея, возглавив все основные учреждения Тобольской епархии с лета 1917 г. Отец Владимир курировал деятельность Церковно-епархиального совета; был председателем Православного церковного общества единения клира и мирян; председателем Епархиального комитета съездов духовенства и мирян; председателем Епархиального совета союза духовенства (ведавшего кассами: пенсионной, сиротской, попечительства о бедных духовного звания); председателем Тобольского Свято-Иоанно-Димитриевского православно-церковного братства и т. д. После мученической кончины епископа Гермогена отец Владимир организовал фонд памяти владыки и продолжил активно участвовать в жизни епархии, оставшись на прежних должностях.
Отметим, что с 1 января по 1 мая 1918 г. отец Владимир провел 51 богослужение для семьи императора Николая II, находившейся под стражей в городе Тобольске. 22 марта 1918 г., в день памяти сорока Севастийских мучеников батюшка принял последнюю исповедь Царственных страстотерпцев, а также страстотерпца праведного Евгения Боткина и других, верных царской семье. На следующий день отец Владимир причастил императорскую чету последний раз в их земной жизни.
Перед захватом Тобольска красными в 1919 г. протоиерей Владимир Хлынов выполнил задание владыки Иринарха (Синеокова-Андриевского) по сокрытию чудотворных икон Божией Матери «Абалакская» и «Тобольская», а также эвакуации от большевистского нашествия серебряной вызолоченной раки из-под мощей святителя Иоанна (Максимовича).
До весны 1920 г. отец Владимир Хлынов находился на территории, подконтрольной белым, после этого он прожил 12 лет, из которых 4,5 года находился в тюрьмах, лагерях и ссылке. С осени 1923 по январь 1926 г. он был под следствием и в заключении в Соловецком лагере особого назначения; с апреля 1930 по начало осени 1931 г. – в ссылке в Обдорске (Салехарде); с 1 февраля по 10 августа 1932 г. – под следствием и в заключении под Ташкентом в Среднеазиатском лагере (Сазлаге), где и скончался.
Первый срок отец Владимир получил за борьбу с обновленческим движением. Обновленчество раскололо единую Тобольскую епархию на три независимых и самостоятельных части: Курганскую, Тобольскую и Тюменскую епархии, которые в конце 1922 – первой половине 1923 г. находились под контролем «Живой церкви». Православного архиерея не было ни в одной из епархий, советские отчеты констатировали, что в Тюменском регионе у тихоновцев «фактически не имеется руководящего религиозного центра, поэтому духовенство в селах живет и управляется самостоятельно».
В такой ситуации, как бывший самым близким лицом к прежнему архиерею по должности настоятеля кафедрального собора и председателя различных епархиальных инстанций, отец Владимир Хлынов пытается объединить и сорганизовать православные приходы. В докладе Тюменского ГПУ от 28 октября 1923 г. под грифом «совершенно секретно» сообщается, что «в августе месяце сего года в гор. Тобольске и его уезде объединились до 14 церковных приходов и через протоиерея Хлынова, активного тихоновцавошли в связь с освобожденным Патриархом Тихоном и последний им по их просьбе выслал своего Епископа, бывшего настоятеля Тюменского монастыря Иоанна Братолюбова. <…> Тобольский протоиерей Хлынов бывшим ГО ГПУ арестован [якобы] за нарушение порядка, при перенесении иконы в гор. Тобольск, и антисоветскую деятельность и предполагается к высылке из пределов Тюменской губернии».
Протоиерей Владимир Хлынов, «публично отказавшись служить литургию с обновленцами и прервав с ними каноническое общение, был обвинен [обновленцами] в “преддверии смуты и раскола в церквях Тобольска”. За это “преступное деяние” протоиерей был отрешен от должности, <…> ему запрещалось бытьсвященнослужителем в пределах Тобольской епархии “доколе не покается и не примирится”».
Отец Владимир продолжил отстаивать каноническое церковное управление и в результате 14 декабря 1923 г. был приговорен к заключению в Соловецкий концлагерь, где находился до 7 января 1926 г. (на три недели больше срока). К сожалению, следственного дела отца Владимира обнаружить не удалось ни в Центральном архиве ФСБ, ни в региональных: Тюменском, Архангельском, Мурманском, Республики Карелиии др. Нет данных об аресте отца Владимира и в Информационном центре МВД, хотя очевидно, что на Соловках он был (документы с точными датами его пребывания там сохранились в ГА РФ, имеются и несколько фотографий отца Владимира среди заключенного духовенства в Соловецком концлагере и другие материалы).
Несмотря на отсутствие следственного дела, представляется логичным, что протоиерей Владимир Хлынов в 1923 г. не был сексотом ГПУ или лжесвидетелем на других лиц, ведь он едва ли не единственный, кто тогда был осужден в Тобольске, как «активный тихоновец» и борец с обновленческим расколом.
После заключения священник добрался к семье в Тобольск в конце января 1926 г. Вскоре местное отделение ГПУ запретило ему совершать богослужения «впредь до получения разрешения на то из Москвы и не выезжать из Тобольска без особого на то разрешения, обязав явкою на регистрацию два раза в неделю», не предъявив при этом никакого нового обвинения. Отец Владимир пытался найти защиту от волюнтаризма тобольских чекистов через организацию «Помощь политическим заключенным», обратившись к Екатерине Павловне Пешковой. Переписка длилась более четырех месяцев и ни к чему не привела. Время шло, отец Владимир не служил. В бедности его супруга сама шила детям обувь. В такой ситуации протоиерей Владимир Хлынов решается на переезд в Тюмень, где он смог устроиться вторым священником в Ильинской церкви благодаря приглашению приходского совета.
Через несколько лет в Тюменском регионе прошла кампания по тотальному закрытию храмов и переоборудование их под «культурные учреждения и общежития». К марту 1931 г. в Тюмени и Тюменском районе были закрыты 24 церкви, осталось действующим только «одно молитвенное здание» 12. К началу 1930 г. разорили и Ильинскую церковь, а два ее священнослужителя, Владимир Хлынов и Симеон Устинович (Иустинович) Морозов, были арестованы по обвинению в антисоветской деятельности и отправлены в ссылку (отец Владимир – на год в Обдорск). Дело по их высылке также обнаружить не удалось, однако и здесь представляется сложным предположить, что священники давали на кого-
то какие-то ложные показания или как-то сотрудничали с ОГПУ – оба они оказались в ссылке.
После отбытия наказания отец Владимир без объяснения причин был задержан в Обдорске еще около пяти лишних месяцев и освободился осенью 1931 г. После этого пробыл на свободе только полгода.
1 февраля 1932 г. он был арестован в Екатеринбурге и проходил по групповому делу «о “Союзе Спасения России”; по обвинению епископа Иринарха (Синеокова-Андриевского) и др.». Это следственное дело (по которому были осуждены 54 лица) в пяти томах, содержащее в общей сложности 1954 листа, было досконально, в полном объеме изучено автором этой статьи.
Никаких компрометирующих бумаг на протоиерея Хлынова в нем не обнаружено. По всей видимости, пастырь на следствии вел себя достойно. По крайней мере в протоколах допросов он не оговорил ни себя, ни других и получил максимальный срок наказания, который давали только «главарям» организации «Союз Спасения России»: пять лет ИТЛ. Отметим, что по протоколам прослеживается пассивное сопротивление пастыря сфабрикованному делу, его неприятие иосифлянского раскола, а в особую вину отцу Владимиру поставили богослужения для царской семьи и близость к священномученику Гермогену (Долганёву). О венценосцах на допросах пастырь говорил весьма уважительно, на что в то время требовалось определенное мужество. Также путем официальных запросов, личных контактов и консультаций с руководством архива ФСБ по Тюменской области удалось установить, что протоиерей Владимир Хлынов не был агентом ВЧК–ОГПУ–НКВД и не проходил свидетелем по следственным делам других лиц в годы, когда бывал на воле.
В мае 1932 г. отец Владимир был этапирован под Ташкент в Сазлаг ОГПУ с катастрофическим уровнем смертности – выше, чем в Бухенвальде в годы Второй мировой войны.
Заключенные Сазлага гибли от полной антисанитарии, малярии и недоедания. Батюшка смог выдержать здесь только три месяца и скончался 10 августа 1932 г.
В декабре 2020 г. Синодальная комиссия по канонизации святых рассмотрела документы и материалы о включении имени протоиерея Владимира Александровича Хлынова в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской. Препятствием к прославлению послужило отсутствие следственного дела, по которому священник был осужден в Соловецкий концлагерь в 1923 г., а также дела о ссылке в Обдорск в 1930 г. При обнаружении таковых дел комиссия может вновь рассмотреть вопрос о канонизации отца Владимира.
Автор статьи убедительно просит коллег помочь в поиске этих дел, однако они могли просто не сохраниться или находятся в совершенно неожиданном месте, где обнаружить их весьма затруднительно. А это значит, что вопрос о прославлении отложится на неопределенный срок, хотя из контекста ситуаций, в которые попадал отец Владимир в 1923 и 1930 гг., видно, что он не был секретным сотрудником ГПУ–НКВД: в противостоянии Церкви и органов он все время становился осужденным к лишению свободы, а после возвращения в Тобольск ГПУ чинились всяческие препятствия его службе (что вряд ли было бы нужно, если предположить сотрудничество с чекистами).
Подобные ситуации с причислением пострадавших в лютую годину гонений к сонму новомучеников, полагаем, не единичны, при том что процесс выявления новомучеников далеко не закончен и жизненно необходим Церкви и обществу. В правильной духовной оценке советского периода русской истории и широкой популяризации подвига новомучеников может быть сокрыт ключ к спасению от сегодняшних духовных настроений и грозящего
нам ренессанса советчины.
Жертвенный подвиг пострадавших за Святую церковь в XX в. не должен оставаться под спудом. Возможно, нам только еще предстоит его понять и оценить (точнее сказать, есть шанс его оценить), а мы только в начале этого пути.
К.Г. Капков
