Неканонизированный мученик за веру: Игнатий (Иван Хрисанфович Савочкин)
Иван Хрисанфович Савочкин родился 6 июля 1875 года в крестьянской семье в селе Выжелес Выжелесской волости Спасского уезда Рязанской губернии. Небольшое образование получил дома и в сельской школе. Семья имела лошадь, корову и две овцы. Юноша рос религиозно настроенным, с горячим сердцем и душой, тонко чувствовал красоту и трагизм мироздания. Это видно из нижеследующего.
В 15 лет в 1890 году Иван Савочкин уехал из дома в предгорья Кавказа в только открывшуюся Свято-Александро-Афонскую пустынь, располагавшуюся в ущелье реки Большой Зеленчук, среди гор, в узкой долине, доверху покрытой богатой растительностью.
Здесь находились развалины трех старинных христианских храмов, выстроенных около X века, заросшие по стенам и крышам травой с мелкими деревцами. В церквах сохранялись фрагменты древних фресок. Рядом — забытое христианское кладбище с гробницами, размытыми горным потоком. В конце XIX века в ярко цветущей долине еще виднелись плиты гробов с белоснежными костями, омываемыми горной водой.
Литургическая жизнь возобновилась здесь необычным образом.
В 1886 году к местному архиерею с прошением об устройстве обители обратились иеромонах афонского Хиландарского монастыря Серафим (Титов) и два казака-старца. Они предложили все скопленные немалые личные средства вложить в восстановление древних Зеленчукских храмов, и открыть при церквах «по уставу святой горы Афонской, мужскую общежительную пустынь на такое число братии, какое пустынь сия содержать будет в состоянии своим трудом, без пособия от казны». Разрешение было получено.
В 1887 году с Афона на Кавказ прибыли 11 иноков. В 1889 году к моменту открытия монастыря его штат состоял из 36 монахов и послушников. Край был суров. Монастырь одним фактом своего существования проповедовал христианство среди горцев. Уже вскоре после открытия монастыря, в 1889 году, местными мусульманами были убиты монах пустыни Феофилакт и послушник Лев.
Юный Иван Савочкин, услышав об устройстве пустыни легендарными афонскими монахами, ничего не убоявшись, пришел в Зеленчукское ущелье из Рязанской губернии.
Монастырь был строгого устава, его насельники имели опыт иноческой жизни, не боялись вести миссионерскую работу, что невозможно среди мусульман без искреннего упования на Бога. При этом красоты окрестностей и вековые храмы могли уносить их мысли вглубь веков, напоминать о бренности дольнего мира, побуждать к размышлениям о таинственном замысле Творца. В такой обители подвизался наш герой в возрасте с 15-ти по 21 год, когда формируется сознательное отношение ко многим вопросам, и порой на всю жизнь.
В 1896 году Иван был переведен в Никитский Переславль-Залесский монастырь, а 28 января 1902 года указом Святейшего Синода определен в число послушников Переславского Свято-Троицкого Данилова монастыря.
В монастырских ведомостях за 1902 год отмечено: «Иван Савочкин читает и поет на клиросе, качеств очень хороших».
Искус от послушника к монаху Иван проходил долго — 15 лет. В монахи он был пострижен в 1905 году с именем Игнатий (и в том же году рукоположен во иеродиакона). Священства также ждал долго — 10 лет. Только незадолго до революции, 29 ноября 1915 года, Игнатий получил сан иеромонаха. Такая неторопливость может говорить о размеренной, основательной духовной жизни. В ведомостях за 1916 год о нем сказано: «Исполняет должность помощника ризничего, чреду священнослужения и поет на клиросе, весьма хороших качеств».
Иеромонах Игнатий продолжал оставаться в Даниловом монастыре вплоть до его закрытия в 1923 году. После упразднения обители бывшая монастырская церковь недолго действовала как приходская, и отец Игнатий прослужил в ней некоторое время. Лишенный избирательных прав, проживал в Переславль-Залесском на улице: Крестьянка, д. 29.
Вероятно, уже в том же 1923 году монастырскую церковь закрыли, и отец Игнатий переехал в деревню Вороново совершать богослужения в церкви бывшего Сольбинского монастыря.
Он подвизался здесь семь лет — до первого ареста.
В следственном деле зафиксирован один допрос иеромонаха Игнатия. Приведем его с сохранением орфографии и пунктуации следователя:
«Всего в Переславле я [отец Игнатий] прожил всего тридцать лет с лишнем в переславле я пачтичто всех знаю, но близких знакомых у меня нет никого. Ходили иногда комне манашки с д. Вороново комне больше всего ходила Анна федоровна Канашина и Пелагея Лаврентьева они комне ходили иногда белье поменять особых разговоров я сними невел если с Пелагеей и говорил-то изключительно про манастырскую прежднею жизнь. Экономически в прошлом жилось гораздо лучше, чем тепер. В настоящее время достать чего-либо очень трудно. В д. Вороново мы живем в одном доме. Псаломщик сын священника с. Добрилова Александр Ивановичь Вешняков и мой воспитанник Савенков Иван Факичь. все мытроя являемся церковными служителями, обществом Деревни Воронова нам была куплена корова которую мы держали 6 лет и только в конце января или в начале февраля месяца мы эту корову продали за 160 руб. и деньги пошли за страховку церкви причиной продажи коровы послужило Это то что мне сказали что корову нужно продать потому что все равно отберут. но куда отберут корову я незнаю и кто мне говорил отом что корову отберут я не помню. никакой агитации против мероприятий я невел живуя так чтобы меня никто не безпокоил. Когда я служил последнее воскресение то действительно я что нервничал. и плакал наменя глядя плакали и женщины. но почему я плакал объяснить. не могу Больше показать ничего не могу».
Проанализируем показания отца Игнатия.
В них можно почувствовать бедственное положение иеромонаха, его усталость.
Он прямо говорит, что «экономически в прошлом жилось гораздо лучше, чем теперь. В настоящее время достать чего-либо очень трудно». При этом отец Игнатий старается никого не задеть знакомством с собой. Так, он отметил: «Мне сказали, что корову нужно продать потому что все равно отберут, но куда отберут корову я не знаю и кто мне говорил о том, что корову отберут я не помню». Сложно представить, что продать единственную кормилицу можно вдруг запросто по совету незнакомого лица. Также иеромонах показал, что «в Переславле я почти что всех знаю, но близких знакомых у меня нет».
Отец Игнатий называет только две фамилии монахинь в селе Вороново, факт знакомства с которыми, по всей видимости, был очевиден, и отмечает, что говорил с ними «исключительно про монастырскую прежнюю жизнь». Послушница Пелагея Лаврентьева, поступившая в Сольбинскую пустынь с момента ее основания в 1904 году, в 25-летнем возрасте, была родом из крестьян той же деревни Вороново, где проживал отец Игнатий, не знать ее было невозможно.
Анна Федоровна Канашина (имя и фамилия в следственном деле читается нечетко), возможно, поступила в Николо-Сольбинскую обитель в период 1917–1918 годов (в дореволюционных монастырских ведомостях не числится насельницы с подобным именем и фамилией).
Трогательно свидетельство о плаче отца Игнатия за литургией. В вере он находил утешение до слез. Конечно, бедность, неуважение со стороны многих окружавших, страх ареста не могли не затронуть и самую стойкую личность. Теоретически это могло вызвать слезы. Но за литургией плачут о другом.
Отец Игнатий показал следователю: «Почему я плакал объяснить не могу». В действительности, полагаем, он мог объяснить, но следователь не мог понять. Это были слезы сердечного сокрушения на путях внутреннего духовного делания, о чем просит каждый христианин в своих вечерних молитвах: «Господи, даждь ми слезы, и память смертную, и умиление».
В служение литургии отец Игнатий вкладывал всю свою душу, плакал от умиления и, глядя на него, плакали женщины. Так же, как плакали Мария Магдалина, Мария Клеопова и другие жены, следовавшие за Христом 2000 лет тому назад.
В «Анкете арестованного» на вопрос: «Партийность и политические убеждения» иеромонах Игнатий ответил: «Религиозные убеждения». То есть веры своей он не скрывал. В графе «Имущественное положение допрашиваемого» записано: «Ничего нет».
10 марта 1930 года тройкой ОГПУ отец Игнатий (Савочкин) был приговорен «к высылке в Северный край на три года».
После отбытия наказания он вернулся на переславскую землю и продолжил служить в Сольбинской церкви, проживая в селе Ильинском, примерно в 12 км от Сольбы. Получил в награду сан игумена.
В 1937 году советская власть настигла отца Игнатия вновь. На этот раз она его убила…
27 апреля 1989 года отец Игнатий (Савочкин) был реабилитирован по делу 1930 года, а 9 августа 1989-го по делу 1937 года. Но вопрос о его канонизации никогда не поднимался.
Причиной этому послужили показания, записанные за ним в деле 1937 года, где отец Игнатий признал себя виновным, а точнее, был записан «виновным в том, что являлся участником контрреволюционной группы». Около 2000 года Комиссия по канонизации поняла это как ложь, самооговор и, следовательно, моральное падение, недопустимое для святого.
Но, во-первых, следственное дело никак не открывает нам поведения отца Игнатия в заключении.
Во-вторых, даже если предположить, что протоколы допросов соответствуют позиции обвиняемого, действительно ли признание в контрреволюции ― самооговор?
Смотря как понимать. Если отец Игнатий обличал советскую власть как «антихристову», что справедливо, поскольку любое гонение на Церковь есть, по сути, антихристово служение, ― тогда он действительно контрреволюционер. Но признание в этом может только делать ему честь и быть понято в церковном смысле как исповедничество.
Таким образом, рассуждая о материалах дела, мы можем впасть в чисто оценочные суждения, не имея для них четких оснований и критериев.
Но акцентировать внимание можно, прежде всего, на простых фактах: с 15 лет Иван Савочкин (отец Игнатий) вошел в монашескую жизнь, долго проходил искус, подвизался в монастырях или при монастырской церкви 47(!) лет. Всю жизнь.
Не бросил Церковь в трудную годину. На Сольбе священствовал около 13 лет.
Хранил большую духовную библиотеку вплоть до своего ареста.
Осуществлял тайные постриги.
Стяжал слезы умиления.
На 63-м году от роду был расстрелян.
Полагаем, что Церковь может гордиться своим пастырем, особенно Николо-Сольбинский монастырь.
К. Г. Капков, «Тьма. Трагедия. Террор. История разорения Николо-Сольбинского монастыря и 8 судеб его обитателей, 1918–1938»
