О наибольшей заповеди
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Как бы часто мы ни читали Евангелие, порой вдруг поражает нас то или другое речение. Проходят годы, и мы его не замечаем; и вдруг оно встает перед нами с какой-то удивительной силой и красотой.
Сегодня меня поразило начало евангельского чтения о том, что две заповеди содержат полностью весь Закон, определяют все наше отношение ко всему миру. Но меня поразило особенно, что Господь ставит наравне любовь к Богу и любовь к людям. В Своем изумительном, непостижимом смирении, которое рождается от полноты Его любви к нам, Он не делает различения между тем, как люди любят Его и как люди, через эту любовь, научаются любить друг друга. Какой у нас непостижимо дивный Бог, Который не ставит Себя превыше всех и всего, но Который, как источник Жизни, готов ключом бить в сердце, в уме, в воле, даже в плоти человека!
И мы можем любить Бога всем сердцем; наше сердце может быть очень малое, очень, может быть, невместительное, — Бога же все равно ничье и никакое сердце вместить не может, — но всем сердцем мы можем Его любить.
Полюбить — это не значит умиляться, это не значит переживать что-то, это значит ценить Его выше всего на свете. А ценить Его есть за что: Он нас, прежде даже, чем мы существовали, полюбил так, что нас призвал к бытию, чтобы мы с Ним разделили всю Его святость, всю Его жизнь; Он нас полюбил так, что еще до нашего сотворения приготовил Своего Единородного Сына к тому, чтобы Он умер на кресте, только бы мы могли поверить в Его любовь...
Мы можем верить в любовь, потому что любовь мы знаем в какой-то мере сами. И если мы так любимы Богом, если Бог так в нас верит, то мы можем хоть краем души Ему довериться и начать любить нашего ближнего так, как Бог его любит.
Бог любит каждого из нас равно. Но Его любовь бывает очень разная по отношению к нам. Один пример может разъяснить вам то, что я хочу сказать. Когда я еще был мальчиком, я оказался в детском летнем лагере. Там был священник, обладавший свойством, которое я никак не мог понять: он всех нас, мальчиков, любил равной любовью. Когда мы были хорошие, его любовь была ликованием, светом, торжеством; когда мы делались дурными, его любовь была острой болью и состраданием. Я тогда не понял этого; много лет спустя, когда я поверил в Бога, я увидел в этом священнике как бы живую икону Божественной любви. Вот к чему нас призывает Господь: любить друг друга так, как Он нас любит, то есть не сентиментально, не плаксиво, а любить всерьез, желать другому всего доброго, светлого, чего мы себе желаем, о чем мы сами мечтаем, и давать это другим. Потому что желать — мало; надо, как Бог это делает, порой какой-то ценой — о, не жизнью, а какой-то ценой, каким-то усилием, какой-то жертвой — другому дать то, что ему нужно, то, без чего он жить не может. Потому что дать человеку это — значит порой его уверить в том, что в нем есть ценность, что он драгоценен перед лицом Божиим, раз он может быть драгоценен перед нашими собственными глазами.
И то, как мы даем, важнее того, что мы даем. Мне вспоминается еще один случай моей жизни. Я когда-то преподавал в Русской гимназии в Париже; был у нас воспитатель, строгий, суровый, замкнутый, всегда одинокий, которого мы не понимали. И в какой-то день дети наблюдали, как он идет по дороге в школу я видит: сидит нищий и протягивает руку. Многие проходили мимо, некоторые даже бросали монетку; а наш воспитатель остановился, снял шляпу перед нищим и ему что-то сказал. Нищий вскочил, обнял его и поцеловал. И этот суровый, мрачный человек пошел дальше в школу. Там дети его окружили; «Это что — ваш родственник? знакомый? близкий? друг?» — «Нет», — «Почему же вы перед ним шляпу сняли? Почему он вскочил и вас обнял, несмотря на то, что вы ему ничего не дали?» И воспитатель объяснил, что он шел в школу с другого края города пешком, потому что у него не было денег на проезд, и, когда увидел нищего, подумал: если я пройду мимо него, он решит — вот еще один человек, которому все равно, жив я или мертв, умру я с голоду или останусь живым... И он перед нищим снял шляпу, чтобы ему показать, что они наравне: тот не нищий, а этот не датель, что он — человек перед человеком, и попросил у него прощения за то, что ничего не может ему дать...
Позже я разговаривал с этим нищим, и тот мне говорил, что за всю жизнь он никогда не получил так много ни от кого, как от этого бедного прохожего, который сумел в нем видеть человека и ему это доказать.
Подумаем все о том, что значит любить нашего ближнего. Это не значит — от избытка давать, это значит давать от сердца. От сердца, порой, улыбка, пожатие руки, самое малое, что мы можем дать вещественно, может возродить жизнь, надежду, радость в другом человеке. И если так поступим, то вдруг окажемся на месте Христа: мы исполнили то, что Христос исполнил бы на нашем месте: возлюбил ближнего Своего всем, что у Него есть. Аминь.
Митрополит Антоний Сурожский, 1996 г.
