О взаимоотношениях отца Владимира Хлынова с Царской семьей
О взаимоотношениях отца Владимира Хлынова с Царской семьей свидетельств мало. После бурных историй с отцом Алексеем Васильевым протоиерею Владимиру Хлынову, было разумно вести себя осторожно. Вероятно, эти отношения носили (по крайней мере, внешне) чисто «деловой» характер. По всей видимости, контакты священнослужителя с Государем были затруднены.
Протопресвитер Михаил Польской пишет, что слышал следующее свидетельство отца Владимира Хлынова: «Часто приходилось [протоиерею Владимиру] проходить по бульвару мимо губернаторского дома. Останавливаться было нельзя и тем более смотреть в окна или здороваться. Почти всегда отец протоиерей видел кого-нибудь из Великих Княжон у окна. Бедные птички из своей клетки всегда смотрели на свободу и радость жизни проходящих людей. Отец протоиерей всегда старался взглянуть в окно и кивнуть туда головой. А оттуда улыбка, кивки и долгий провожающий взгляд».
Если священнику составляло сложность бросить взгляд в окно, проходив по улице, можно предположить, что во время молитвословий в губернаторском доме его внеслужебное общение с Государем требовало определенной конспирации.
Мы располагаем двумя положительными свидетельствами о службе отца Владимира в губернаторском доме (отрицательные нам не известны).
Дочь царского лейб-медика Татьяна Евгеньевна Боткина глубоко сожалела, что протоиерей Владимир Хлынов не стал Царским духовником сразу по прибытии Государя в Тобольск.
Учитель Царских детей англиканин Чарльз Сидней Гиббс (впоследствии принявший православие, священство и монашество архимандрит Николай) высоко оценил нового пастыря. В 1949 году он вспоминал: «Взамен [отца Васильева] был назначен специальный священник [Владимир Хлынов]. Он был образованным, преподавал богословие в Тобольской гимназии. Он очень аккуратно и рассудительно исполнял свои обязанности, и с этого времени [с 1918 года] службы проходили в устроенной в доме церкви» (имеется в виду установка в губернаторском доме небольшого иконостаса).
Отметим, что иконостас был весьма скромным — не имел писаных икон. Центральный ряд иконостаса соорудили из репродукций икон, а нижний ряд был представлен картинками с церковно- архитектурными и религиозными сюжетами.
5 января 1918 года первый раз отец Владимир Хлынов провел богослужение в губернаторском доме. Он отслужил вечерню с водосвятием. В дневнике Пьер Жильяр отметил, что, когда Цесаревич Алексей Николаевич «приложился вслед за другими ко кресту, священник нагнулся и поцеловал Его в лоб».
С 13 января всенощные и воскресные обедницы в губернаторском доме совершались регулярно. Но по «настоящему храму» Царская семья очень скучала. «Так тянет туда [в храм] в такое тяжелое время. Дома молитва совсем не то — в зале, где сидим, где рояль стоит и где пьесы играли», — писала Императрица Марии Сыробоярской1. Эта грусть звучит в разных письмах постоянно: «скучаю без церкви», «трудно не бывать в церкви» — вновь и вновь пишет Царица.
31 января Великая княжна Татьяна Николаевна отметила в письме к медсестре Валентине Ивановне Чеботаревой: «В церковь, к сожалению, не ходим. Бывает дома всенощная и обедница. Конечно, это не может заменить нам церковь, которой очень не хватает, т.к. теперь больше, чем когда-либо, хочется молиться в церкви. Грустно за тех, кто этого не понимает». И так же к Анне Вырубовой: «Грустно <…> не быть в церкви, но что же, не всегда можно делать что хочешь, правда?».
Согласно показаниям, следователю Соколову Зинаиды Сергеевны Толстой, получившей за тобольский период от Царской семьи 75 писем: «В этих письмах не имеется «жалоб» на жизнь в Тобольске. Тон писем <…> в общем был спокойный, ровный. Припоминаю, впрочем, что в письмах указывалось, что их не пускают в церковь, что Государя принудили снять погоны». Итак, в 75 письмах только две «жалобы», одна из которых на непосещения храма.
Даже в двунадесятый праздник Сретения Господня 2(15) февраля139 Царской семье не позволили пойти в церковь; служили обедницу на дому.
В преддверии Великого поста, в марте, Императрица писала Юлии Ден: «Я уже с нетерпением жду чудные богослужения — так хочется помолиться в церкви. Вспоминаю нашу церковь [Федоровский собор в Царском Селе] и мой маленький, похожий на келью, уголок около алтаря». И Анне Выру- бовой: «Надеемся говеть на будущей неделе, если позволят в церковь идти. Не были с 6-го января, может быть, теперь удастся — так сильно в церковь тянет».
Великий пост в 1918 году начался 18 марта. Солдатский комитет «после долгих обсуждений» разрешил Царской семье посетить храм на первой неделе поста в среду, пятницу и субботу. Тогда же Царская семья говела. Волею Провидения отец Владимир Хлынов был последним духовником Государя. Он принял исповедь Царя и всей Семьи 22 марта, в день памяти сорока Севастийских мучеников.
Конечно, содержание исповеди Императорской четы останется тайной. Но протопресвитер Михаил Польской свидетельствовал, что в Соловецком концлагере протоиерей Владимир Хлынов поделился с ним впечатлением о переживаниях Венценосцев. Более всего Император страдал, что власть попала к большевикам, убивавшим Россию, «это переживание было самым больным у Государя и по преимуществу преследовало его в дни заключения и, может быть, сознавалось им как какой-то грех, от тяжести которого он хотел избавиться». Император говорил отцу Владимиру, что 2 марта 1917 года не предполагал случившегося развития событий. Отметим, что этого не предполагал и никто из деятелей февральского заговора: ведь вскоре они либо были убиты большевиками, либо очутились в вынужденной эмиграции (не такого же исхода ждали для себя заговорщики).
Касательно Государыни у отца Владимира сложилось впечатление, что Императрице «было трудно простить несправедливость в отношении к ней. Ее мучило непонимание и клевета на нее общества. <…> Мучила мысль, что <…> предубеждение против нее так и не рассеялось в русском обществе и восторжествовало».
В субботу 23 марта Венценосцы причастились. Для Императорской семьи это было последнее посещение земной церкви и последнее на Земле совместное всей Семьей приобщение Святых Христовых Тайн.
К.Г. Капков, руководитель научно-исторического отдела Николо-Сольбинского монастыря
