Последняя сольбинская послушница: Агриппина Акимовна Кукушкина (Кокушкина)
Агриппина Кукушкина родилась в 1893 году в крестьянской семье в деревне Бородино Романово-Борисоглебского уезда Ярославской губернии. До революции имели: «одну корову, дом, сарай, хозяйство — считались бедняки», — свидетельствовала Агриппина.
Чтобы помочь отцу прокормить семью, она с восьми лет работала нянькой, проживала и столовалась у других. Нянькой Агриппина трудилась до 14 лет, а после работала по найму на разных поприщах. Самоучкой выучилась читать по слогам и немного писать.
После Февральской революции, в 1917 году, Агриппина Кукушкина поступила в Николо-Сольбинскую пустынь и стала, вероятно, одной из последних принятых в обитель, где пробыла год — до закрытия монастыря в декабре 1918-го.
После этого вновь трудилась по найму, а около 1921 года поступила в Епихарский монастырь, точнее, в Спасо-Преображенскую женскую общину в поселке Епихарка Угличского уезда Ярославской губернии (до революции община не успела получить статус монастыря). В начале 1920-х годов, после массового закрытия монастырей, в Епихарку стали стекаться сестры из разоренных обителей.
В 1928 году была ликвидирована и Епихарская община.
Тогда Агриппина Кукушкина поселилась неподалеку от бывшей обители в деревне Зубаревка Ильинского сельсовета. Хозяйства своего не было. Нанималась на сезонные работы, вязала чулки, рукавицы, шила косынки, кофточки.
К 41-му году от роду она нажила: самовар, сундук и стол.
При обыске обнаружили еще: «конвертов с адресами 16 шт., разных писем 20 шт., разных книг шесть шт., фотографии три штуки и более обнаружено ничего не было».
На иждивении Агриппина имела 77-летнюю мать, хотя родные брат и сестра Агриппины жили по разным адресам в центре Ленинграда, имели семьи и неплохую работу (и, казалось бы, могли взять мать к себе).
На момент ареста Кукушкина трудилась прачкой в больнице села Ильинского (эта больница существует и сейчас). Интересно, что Агриппина думала поступить уборщицей в Ильинскую школу и советовалась об этом с бывшим настоятелем Епихарской церкви и духовником Епихарской общины иеромонахом Серафимом (Сергеем Павловичем Конюховым) . Как свидетельствовала Агриппина: «На мой вопрос можно ли поступать работать в советские учреждения Конюхов ответил: “Если поступать, то надо хорошо работать, а если это будет против твоей совести, то лучше не ходи”. Я в школу не поступила». Иными словами, Агриппина подумала, что не смогла бы на совесть выкладываться в советской атеистической школе, а в больнице, где много горя, — смогла.
Кукушкина была арестована 29 марта 1934 года в один день с иеромонахом Серафимом (Конюховым), служившим тогда приходским священником в селе Погорелки, а также тайно у себя на дому. Эти службы порой посещала и Агриппина, как и несколько других бывших насельниц Епихарки.
Впрочем, следствию Агриппина была нужна лишь для «массовки». На тот момент главной задачей чекистов было добить инвалида, архиепископа Угличского Серафима (Семена Николаевича Самойловича). Владыка Серафим арестовывался в 1922, 1924, 1927 и 1928 годах. С 1929 года практически совсем не выходил из ссылок и лагерей. В 1929-м отправлен в Соловецкий концлагерь, а в 1930-м — на строительство Беломорканала. Сразу же после освобождения, в 1932 году, опять взят под стражу и осужден на три года ссылки в Архангельск.
21 мая 1934 года архиепископа Серафима вновь арестовали и отправили в город Иваново как «вдохновителя Церковно-монархической контрреволюционной организации “Истинно-Православной Церкви” на территории Ивановской Промышленной области».
По этому делу среди других 29 лиц проходила и Агриппина Кукушкина.
Первый ее допрос состоялся 29 марта, в день ареста.
Поначалу она держала нейтральный тон, показав: «К советской власти я отношусь безразлично, будь это монархия или еще другая какая-либо власть мне все равно. Я знаю одно, что всякая власть исходит от бога, был царь, бог указал на человека [то есть, на Царя], его возлюбили все, а потом захотел паставить советскую власть, поэтому надо и ей подчинятся».
Вскоре на Агриппину начинают «давить», а в ответ она внутренне концентрируется, становится неподатливой, в ее ответах чувствуется озлобленность на следствие, даже вызов.
На втором допросе 9 апреля Агриппина говорит открыто: «Мероприятия советской власти по переустройству деревни и всего государства на новых началах рассматривались мною как неосуществимая попытка устроить неосуществимый на земле рай, рай не истинного благополучия, а как обман народа, по этому мероприятия советской власти и ее законы трактовались мною среди своих знакомых главным образом среди женщин, как увертки большевиков, которые приводят и приведут народ к бедам, скорбям и всеобщему обнищанию. <…> Антирелигиозная пропаганда Советской властью рассматривалась и рассматривается мною как враждебное гонение на христианскую религию, церковь и духовенство. Об этом я говорила и среди верующих».
Агриппину держат в тюрьме месяц и продолжают «раскручивать». Она видит, как следователь все перевирает, делая из жертв преступников. Но чем больше на нее «наседают», тем больше Агриппина проявляет свое упорство. Гнется, да не ломается.
На допросе 9 мая она показала, что принимала участие в помощи деньгами и продуктами ссыльному священнику, а в 1933 году трижды посещала иеромонаха Серафима (Конюхова), общалась с другими бывшими насельницами Епихарки, с кем «велись разговоры <…> о трудностях, которые нам приходится переживать, как ревнителям “истинно православной церкви”, при Советской власти, вопросах религии и вопросах коллективизации. На мои задоваемые вопросы, о советской власти, долголи эта власть просуществует и как относится к колхозам “Серофим” Конюхов разъяснял, что Советская власть, есть власть “безбожная” временная, посланная богом за наши мирские прогрешения <…> Установки “Серофима” Конюхова, я лично при всех удобных случаях сторалась притворить в жизнь. <…> Распространяла слухи что советская власть не долговечна скоро придет ее крах».
По стилю видно, что эти показания редактировались следователем, но сквозь строки, полагаем, пробиваются мысли и позиция самой Агриппины. Да, встречались сестры и духовник, ну и что? Гонит власть верующих? Да. Безбожная власть разве может быть навсегда? Нет.
Как показали другие фигуранты дела: «Практическая к/р. деятельность членов группы была направлена в основном на укреплении религиозности». Полагаем, оно так и было, ведь верующие и должны «укреплять свою религиозность». И очевидно, что иеромонах действительно «возглавлял все нелегальные — “тайные” церковные службы на коих присутствовали старые монашки». Естественно, что духовник и сестры старались держаться вместе.
Так все и было. Но реальной угрозы советской власти это не представляло. Агриппина отстаивала только одно — свое право на духовную жизнь.
В разговоре со следователем она подчеркивает, что не просто была лишена избирательного права, а «лишена права голоса как манахиня», притом, что, возможно, и не была пострижена. Нигде в материалах следствия ее монашеское имя не фигурирует, хотя у других проходивших по делу известны мирские и монашеские имена. Агриппина специально акцентирует внимание следователя на своем монашестве. В «Анкете арестованного» в графе «Профессия» записано: «Монахиня», и в графе: «Политическое прошлое» стоит: «Монахиня».
В протоколе первого допроса Кукушкина сразу говорит: «В манашество постриглась я по своему личному убеждению как глубоко верующая в бога и эту веру в него буду держать у себя до моей смерти».
На втором допросе уточняет, что «материальными средствами существования» у нее были не только личные заработки, но и «приношения крестьян. <…> Отказов мне со стороны благодетелей крестьян в материальном положении, а также и в жилье, как мученице, гонимой за веру Христову не было, а в свою очередь перед ими в долгу не осталась и за их добро ко мне молилась богу».
Она гордилась своей верой. Вера была ее единственным богатством. Исповедание христианства было для Агриппины всем, наполняло ее жизнь. Никаких лживых показаний ни на кого не дала. Не могла дать, иначе предала бы всю себя.
Руководство ОГПУ Ивановской области дело о «Церковно-монархической контрреволюционной организации Истинно-Православной Церкви» представило начальству как серьезное оперативное мероприятие по обеспечению безопасности колхозного строительства. Следствие провели с помпой, допросы шли почти два месяца, составили три тома в 1 000 листов. Одно обвинительное заключение заняло 44 листа машинописного текста.
Кукушкину, помимо антисоветской агитации, признали виновной в том, что она каким-то образом «сорвала обработку льна-волокна в колхозе дер. Зубаревка» (там, где проживала).
1 июня 1934 года Агриппину отправили на три года в ссылку в Йошкар-Олу. Крестьянку, трудившуюся с восьми лет, «мученицу, гонимую за веру Христову», вряд ли можно было этим испугать.
К. Г. Капков, «Тьма. Трагедия. Террор. История разорения Николо-Сольбинского монастыря и 8 судеб его обитателей, 1918–1938»
