В неделю мытаря и фарисея

Несмь якоже прочии человецы (Лк. 18:11)

Посмотрите, к чему приводит человека гордость и высокомерие, слушатели благочестивые! Приводит в такую глубокую тьму, что он уже и себе самого усмотреть в ней не может. Что бо, не ясно ли говорит Евангелие, что два человека внидоста в церковь помолиться: един Фарисей, а другий Мытарь (Лк. 18:10). Но вот видите, первый из тех, то есть Фарисей, отрицается явственно своего имени: не признает он себе за человека, но нечто отменное от всех человек себя быти исповедует. Несмь, говорит, якоже прочии человецы. Что же не признает сам он себя быть такова, не дивно: гордость ослепила умные его очи, и за тем не может усмотреть, какой он природы. Таково бо есть греха сего свойство, что он как обманчивое стекло всякую вещь большею, нежели есть она в себе, показывает человеку. От чего делается, что человек, позабыв естество свое, иногда и Богом себя быти мечтает: как, например, оный начальник Тирский, который у Иезекииля пророка в главе 28, величаясь мнимою крепостию своею говорит: Бог аз есмь, и на престоле Божием сижу в сердце морстем (Иезек. 28:2). Каким бы убо способом мы толь нам вредного и Богу ненавистнейшего сего могли избежать порока, о том настоящим изыщем словом, в котором три, внимайте, благочестивые слушатели, между прочими знатнейшие, ко избежанию гордости и всякого о себе высокоумия находятся средствия, то есть:

рассуждение величества Божия,

рассуждение нас самих,

и рассуждение тех вещей, которые нас к бесчинной той возбуждать обыкли гордыне.

Но первее о первом рассуждать станем. Можно ли, подумайте Вы сами, человеку, когда взойдет он умом своим к Богу, и облистает его очи свет неприступной той славы, и узрит в нем всех видимых и невидимых тварей начало, и воспомянет, что Господь сотворил нас, а не мы: мы – люди и овцы пажити Его. Можно ли человеку, когда он возьмет на рассуждение власть Божию, которую никто избежать; премудрость, которую никто постигнуть; милость, без которой никто пребыть на свете недоволен: можно ли, говорю, тогда человеку не отложить все свои высокие замыслы, все безмерные о собственной своей доброте и силе мечтательства, и не исповедать свое ничтожество? Воистину, медь с златом сравняема скоро лишается своего достоинства: свеща, возжженная солнцу прилагаема не светла кажется: муравей пред львом поставленный легко от всякого, сколь он в натуре вещей мал, распознавается; так и человек, помышляя о величестве Божием, не трудно узнает, сколь он в себе невелик, сколь немощен и ничтожен. Примеров истины сия долго искать нам не надобно: тотчас в пример нам предстанет Израильский царь. Он в иное время не без того, конечно, был, как человек, чтоб не помыслил чего о себе высокого, да и самою вещию хвалясь иногда о множестве сил своих говорил: Аз во обилии моем не подвижуся (Пс 29:7). А когда принял во уме неизмеримое величество Божие, увидел, что он как ничто пред Ним находится: Состав мой, сказал, яко ничтоже пред Тобою (Пс 38:6). Что ж и отец многих языков Авраам, когда взошел в беседу с Господом своим, какие о себе слова к Нему произнес? Ныне, сказал, начах глаголати ко Господу моему. Аз же есмь земля и пепел. (Быт. 18:27). Вот какое чудное есть величество и слава Бога нашего, слушатели! Что кто в нее прилежнее вникает, ниже себе тогда усматривает, но как уничтожен бывает, кольми паче тщеславия и всякого о себе высокого мнения в нем тогда не находит. И так уже ведаем ли мы, что рассуждение величества Божия есть изрядное и первое средство ко избежанию тщетной гордыни, к снисканию ж, напротив, истинного смиренномудрия?

Второе средство есть рассуждение нас самих, но сего совершенно познать нам теперь не можно будет, ежели не поищем первее приличного описания естеству человеческому. Что убо есть человек? Отвечает диадимою увенчаный пророк: Человек суете уподобися; дни его яко сень преходят (Пс. 143:4). И богобрат святый Иаков пару, вверх лучами солнечными подъемлемому и внезапно исчезающему, человека уподобляет. А в книге праведного Иова Софар еще с сонмом и мечтанием нощным его сравнивает: Аки сон, говорит, отлетевый яко мечтание нощное (Иов 20:8). И такие ли мы бедные будучи, еще превозноситься, и нечто великое о нас мечтать станем?

Кто убо вы находитесь такие, которые показываетесь себе некие божки? Кто вы, которые полагаете на небеси уста своя, и язык ваш преходит по земли? Напрасно тако высоко летаете; не далеко от вас имеются гробы предков ваших; пойдите на них, и посмотрите на кости родителей ваших, которые смертны будучи не могли разве смертное ж родить что. И оттуда собравши мысли, представьте себе, что и вы такие ж люди, почему и в тоеж идти вам место необходимая настоит нужда. И так непременно усмиряется в сердцах ваших небес касающиеся волны, и исповесте со Авраамом единогласно истину: мы земля, мы пепел, мы ничтоже. И сие есть второе не менее первого удобное ко избежанию всякия человеку гордыни сердствие, которое и святой апостол похваляет нам, где говорит: Аще быхом себе рассуждали, не быхом осуждени были (1 Кор. 11: 31).

Третие есть к сему средство: рассуждение тех самих вещей, которые нас надымать обыкли. Когда бо рассудим мы в тонкость сих вещей натуру, увидим, конечно, что они не суть такова достоинства, чтоб человек их за велико очень ставил, и, следовательно, ими гордился, и искал от них себе пред людьми похвалы и удивления, для того, что все вещи, которые при нем находятся, или суть суеты всякия исполненны по оному: Суета суетствий, и всяческая суета (Еккл. 1:2); или пусть которые и не суетны, да не наши собственно, но Божии. Что, вопрошает негде апостол, имаши ты, человек, егоже неси приял от Бога; аще же и приял еси, что хвалишися, аки бы не приял добро сие, но твое собственное оно было? Особливо же о делах сказать надобно, что не может человек отнюдь ими, хотя б кикие знатные и великие они добродетели ни были, похваляться. Для чего? Первое, что мы по слову теперь помянутого апостола, ниже помыслить что благое без благодати Божией дововольни, кроме греха, которого известно, что некоторый здравого рассуждения человек в похвалу себе не причтет. Ежели ж добрых дел наших главная вина есть благодать в нас Божия, то кто не видит, что не нам оттуда слава воспитатися должна, но Богу; к нам же Исаино надлежит приложить слово: Егда прославится секира пред секущим ею? или пила пред влекущим ю? (Исаия 10:15). Второе, не может ни един человек похвалиться своими добродетельми; понеже ни един человек не может знать, подлинно ли дела его богоугодны, совершенно ли опять добры, или еще и смешаны с каким пороком, что бо говорит Екклезиаст: Суть праведные и суть грешные, но делание их в руце Божией (Еккл. 9:1). Богу еще то рассуждать, а нам самим знать о том никак нельзя. И подлинно, часто бо милостыня наша сопряжена бывает со славолюбием, пост с лицемерием, молитва со враждою, воздержание со осуждением; а гордость, которая случается, едва ль не ко всякому доброму делу нашему присоединяется. Третие, пусть хотя б без примеса гордости и другого всякого порока одно какое доброе дело мы сделали, то уже ли затем совсем мы находимся праведны? Не случается, что в одном кто бывает хорош, так в другом зол? А у многих за одною добродетелью сто гнездится пороков. Буде ли ж, Иаков святый говорит, что в одном кто согрешит, тот повинен бывает всему закону, то уже которые люди весь закон разоряют, а одну добродетель какую хранят, какое оправдание от дел своих пред Богом иметь могут? Не возглашает ли апостол: Мняйся стояти, да блюдется, да не падет (1 Кор. 10:12). Не пророк ли поет: И ныне царие разумейте: накажитеся вси судящие земли. Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся ему с трепетом. Приимите наказание, да не когда прогневается Господь, и погибнете от пути праведнаго. (Пс. 2: 10-12). Ежели же так легко может от пути праведного удалиться человек, то воистину не только не гордиться правдою своею, но еще бояться, чтоб ее не потерять, всякому должно. Напоследок, не должно нам дел своих наяве износить, и от них искать похвалы себе пред человеки, и наипаче того для, что сам Бог того не приемлет, повелевает бо через возлюбленного Сына своего: Егда сотворите повеленная вам вся, глаголите, яко раби неключими есмы (Лк. 17:10). И не только не приемлет Бог такой похвалы нашей, но еще, каков бы кто ни был велик в своих добродетелях, за едину ту прочь его от Себе отвергает. Что кроме других примеров, ясно всякому видеть можно на ныне помянутом Фарисее, который и постом, и милостынею, и другими немалыми добродетельми украшен будучи, осужден от Бога отшел за едино то, что в молитве своей сказал: Несмь якоже прочии человецы.

Сие убо ведая, мы, слушатели, когда только восхощет враг в сердца наши всеять какое о нас высокоумие, возведем тотчас мысленные души нашей зеницы к живущему на небесех, и обымем, сколько можем, зрением тех необъятный свет Божества Его. А когда то мы сделаем, то, конечно, ежели мы люди кажемся быть сильные, взирая на власть и всемогущество Божие, познаем наше бессилие. Ежели мудрые, - приникая во глубину премудрости Божией, исповедаем нас быть вконец простых и ничего не знающих. Ежели праведные, - рассуждение несказанной правды Божией непременно приведет нас к тому что мы смиренно с пророком возгласим: Не оправдится пред Тобою всяк живый (Пс. 142:2). Притом помыслим, и кто мы такие, и какими вещами хвалиться хочем. А когда будет сие, тут не медля нам предстанет пред очи вся подлость наша; приидет нам на память, от чего мы взяты, и во что обратимся; узнаем, что как в начале, так и в конце с последнейшим поселянином мы не разнствуем; умрем и мы, как и те, покроются очи наши вечным мраком, рассыплются кости, обратится в прах тело наше, как и тех, увидим опять ясно, и коль неправильно чуждое имение, чуждую силу, чуждую премудрость и чуждую власть, нам только на время в созидание ближнего порученную, к своей славе употребить стараемся. А особливо, буде ли добродетели некие на высоту мыслей нас возносят, воспомянем прешедшие грехи наши, которых и единое воспоминание, по учению Златоуста святого, нетрудно человека привести может к тому, чтоб всякое высокоумие о себе отложил. Не забудем и настоящих, без которых ни един человек не пребывает, падений, по оному: Семижды и праведник на день согрешает. Также и то представим себе, что мы не утверждены в благодати сей, как Ангелы. Можем иногда от нее и отпасть, и прийти в меру самих осуждаемых и презираемых нами грешников. И таким образом, ни в словах ни в делах наших неприязненного сего духа, духа злейшего паче всех злых духов, духа собственного диавольского никто не почувствует; но колико высоки есмы, толико смирятися будем, по учению премудрого сына Сирахова: и дал бы Господь, чтоб сие в нас не инако было делаемо, как сказано (Сир. 3:18). Аминь.