В день Успения Пресвятой Богородицы
Не умре девица, но спит. (Мф.9:24)
Празднуем мы ныне, слушатели, со всей Христовой Церковью блаженное блаженной Девы, родившей Спасителя нашего, преставление. Преставление и успение, а не смерть – не пристойно бо назвать смертью то, чрез что преблагословенная оная Матерь и Дева прешла в живот, преселилась в небесный чертог, которому себя предуготовила, взошла невеста к Жениху своему, которого любовью сердце её всегда уязвлено было, взошла Матерь к Сыну своему, взошла и верная раба к Господу своему, соединилась с радостнейшим блаженных душ ликом или паче с самим Богом, который есть источник неотъемлемой радости, начала приобщаться бессмертной трапезы и сладчайшего вечных увеселений нектара наслаждаться в невечернем дни Царствия Христова. Почему благопристойно теперь преблаженную сию Деву и Матерь приветствовать можем оными Давидовыми словами: «Слыши дщи и виждь, и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего, и возжелает Царь доброты твоея», почему и предстала ты «Царица одесную Его в ризах позлащённых, одеянна и преиспещренна».
А когда, увенчанная счастьем вечным, Богоотроковица успением своим святым отдала долг тлению естества человеческого, то сие возбуждает и нас на память себе привесть или, лучше сказать, всегда в памяти содержать наше некогда быть имеющее преставление и будущее прославление праведных, что и мы, которые утверждены упованием непостыдным о получении живота вечного, к сему пути предуготовлять себя должны. Того ради, мало о будущем нашем блаженном успении побеседуем, рассматривая великое оное сходство, какое есть между сном и смертью, и что смерть праведных более покоя, нежели смущения и страха, в себе заключает, дабы чрез то спокойной совести увеселить, а страшливые утешить.
Иных, как кажется малодушных, не токмо самая смерть, но и одно воспоминание оное смущает и в великий приводит страх. И такие, ежели есть христиане, то они чрез сие подобятся язычникам, которые должны были бояться смерти, яко никакого известного не имеющии упования. Но нам истиннейшее Евангелие сей страх разгоняет и объявляет смерть быть желательну больше, нежели страшну. Ибо блаженнейший Учитель наш в предложении нашем о Иаировой дщери говорит, что «не умре девица, но спит» и в другом месте сказал, что «Лазарь друг наш не умре, но успе». А сим сну уподоблением показал весьма ясно, что нас смерть не смущает, но как сладкий сон упокоевает. Что бо сна приятнее по трудах и что сладчайше его после печали? Но рассмотрим обстоятельнее, какое есть между сном и смертью сходство.
Якоже сон случается в человеке от того, когда по принятии пищи пары, восходя к мозгу, оный помрачают, а тем остановляют действие чувств. Так и смерть начало своё влечёт от греха, содеяннаго в раю, когда прародители наши от смертоносного плода против запрещения Божия вкусили, а от того, как бы некий ядовитый пар, по телу и всем членам разлившись, как их, так и весь человеческий род, смерти подверг по одному великого апостола слову: «Единем человеком грех в мире вниде, и грехом смерть, и так смерть во вся человеки вниде, в нем же вси согрешиша».
Когда хотим ложиться спать, то одежду с себя скидываем и от сего бремени облегчаем нас, так и смерть нагих нас посылает во гроб, какими мы из чрева матерняя произошли, скидает с нас все гербы нашего достоинства и принуждает расстаться с любезными пожитками: «Ничтоже бо внесохом в мир сей, яве, яко ниже изнести что можем».
Якоже сон часто на нас нечаянно находит, так, что частицу ту времени, в которую засыпаем, обстоятельно приметить не можем, так что часто смертный человек в то время умирает, в которое ни мало о смерти не помышляет, и скорее, нежели как бы думал, душа его из телесного жилища вылетает так, что ни он сам, ни предстоящие того приметить не могут. Вот слышим, что Исаак говорит: «Се состарехся и не вем дне скончания моего». Ежели же состарившиеся и дряхлые часа смертного узнать не могут, кольми паче те, которые на подобии неувядаемых цветов цвести себе кажутся. Смерть есть известна, но ничего нет неизвестнее смертного часа: что имею умереть – о том я не сумнюся, а где, когда и каким образом – о том ни мало не знаю.
Как сон занимает только телесные члены и внешние чувствы, но между тем душа внутренние свои действия отправляет беспрепятственно, как сие довольно дознать можно из сновидений, да и совсем нельзя, чтоб в душе всякая погасла мысль, в которой её и существо состоит, так и в смерти тело, расставшись с душой, в землю обращается, но душа преносится в недро Авраамово, где не токмо действия её не престают, но ещё большую приемлют силу. Ибо душа блаженная не имеет уже тех препятствий, какие имела в теле, а именно различные плотские страсти и воображения чувственные, которые понятиям разумным в настоящей силе своей действовать мешают. Надобно от очес нашего ума отрясти тину вещественную, дабы ясно узреть неприступный свет Божества, а в нём, как в светлейшем зерцале, усмотреть и прочие вещи в своих совершенствах. И для того Спаситель наш ко утешению нашему увещевает нас, чтоб мы не боялись убивающих тело, ибо они вместе с телом душу убить не могут.
Якоже младенцы и несовершенного смысла отроки не разумеют пользы и приятности сна и для того с трудностью и со слезами ложатся спать, так те в рассуждении духовной христианкой мудрости пред Богом младенцы и твёрдой учения небесного пищи не вкусили, которые не разумеют, сколь есть «честна пред Господом смерть преподобных его», и для того смерти крайне страшатся.
Якоже после сна телесные и душевные силы как бы возобновляются, и человек по утру охотнее и веселее за своё принимается дело, так и смерть праведных есть некое возобновление всех сил. Почему воскресшие от мёртвых, некогда в последний день пред имеющим воссиять солнцем правды Христом, предстанут весёлыми и радостными, очистятся их чувства, просветится ум, все душевные и телесные силы прославятся. Еже бо «сеется, как мудрствует высокая христианская богословия, в немощи, то восстаёт в силе: сеется в тление, восстаёт в нетлении, сеется не в честь, восстаёт в славе».
И якоже сон не есть непрерывное некое успокоение, но в известное время от сна пробуждаемся, так и мы не всегда пребудем в смертном гробе, но приидет час, в оньже «вси сущии в гробех услышат глас Сына Божия и изыдут, сотворшии благая, в воскрешение живота, а сотворшии злая – в воскрешение суда».
Якоже спящии никакими более телесными не смущаются страстями, позабывают свои печали, оставляют свои заботы, не чувствуют болезней, не боятся страхов и всем таким смущениям любезный сон самим собой преградил к ним дорогу, так и праведные чрез смерть успокоеваются, гонения терпеть перестают, гнева и зависти человеческой более не боятся, скучные и досадные мысли исчезают, страстей волнение утихает, житейские попечения все отходят, а вместо того блаженную и спокойную у Бога начинают жизнь, и телами в гробах, как в спальнях, сном смерти наслаждаться, радостного воскресения дня в мире ожидают. «Приидут бо, – по предсказанию Исаину, – в небесный Сион с радостью и с веселием вечным, на главе бо их веселие и хвала, и радость приимет я, отбеже болезнь и печаль, и воздыхание».
Как, пробудившись от сна, обыкновенно одежду на себя надеваем и украшаем себя, чтоб пред людьми явиться не гнусными, так и праведные, пробудившись от сна смертного трубой архангельской, блистать будут всякими непомрачаемыми красотами и украсятся ризой бессмертия, по оному великого Церкви учителя слову: «Подобает тленному сему облещися в нетление, и мертвенному сему облещися в бессмертие». В таковом нетленном украшении приметил некоторых во откровении возлюбленный Христов ученик: «Видех, – говорит, – и се народ мног, егоже исчести никто не может, от всякого языка и колена, и людей, и племен, стояще пред престолом и пред Агнцем, облечены в ризы белы и финицы в руках их».
Как приметить не можем, каким мы образом от сна пробуждаемся, и как заключённые наши отверзаются чувства и растворяются нервы, так не можем постигнуть, каким образом имеет быть наших истлевших тел восстание, как согнившие и в прах уже обратившиеся нашей плоти части паки свой вид приимут, как рассыпанные кости соберутся, как изорванные жилы сошьются, как весь телесный состав по прежнему свяжется и кожей прикроется – всё сие каким образом случится скудная наша и в тайны Божия не проницающая мысль понять не может, хотя без сомнения чаем воскресения мёртвых. Наше есть веровать сему, а всемогущества Божия есть дело изыскивать к произведению того способ. Почему великий Павел и запрещает человеку входить в такое тайн Божьих испытание. «Речет некто, – пишет он к Коринфянам, – како восстанут мертвые? Коим же телом приидут? Безумне! Ты еже сееши, не оживёт, аще не умрёт, и еже сееши, не тело будущее сееши, но голо зерно, Бог же даёт ему тело, якоже восхощет».
Как пробудившись от сна, кажется, что мы очень короткое спали время, и хотя б несколько часов или и целый день во сне нашем прошёл, но нам всё сие время показалось бы одним мгновением ока, так и в последний день, пробудившимся от смертного сна, весьма кратко покажется тое время, которое между смертью их и воскресением прошло. Как без сна никто пробыть не может, так и смерть необходимый всем конец, и как сон некогда против воли нашей нас спать склоняет, так неотменно умрём все, хотя б может некоторые умереть и не захотели.
Как напоследок не все сладко и спокойно засыпают, но те только, которые, имея спокойный дух и тело невоздержанием не отягощенное, ложатся спать, а которые от забот сохнут, от невоздержания расслабли, которых совесть беспокоит, тех сон не спокоен, но мучителен. Так неправедным, злодеям и нераскаянным грешникам смерть не есть сладкий сон, но паче начало смерти вечной. Выносят бо из жизни сей с собой грызущий совесть их и неумирающий червь, а только праведные, которых единственная утеха был Господь, приятно успокоеваются от трудов своих. Чрез истинное бо покаяние и веру во Христа Иисуса слагают с себя бремя греховное, Христа жизни начальника и победителя смерти твёрдым сердца упованием объемлют, и жизнь свою так учреждают, что приходящую смерть спокойным и весёлым ожидают духом. Тот только смерть весело встречает, который давно себя в ней приуготовляет.
Толикое усмотря между сном и смертью сходство, не можем более, слушатели, дивиться, для чего праведные и надеждой будущих благ укреплённые люди, смерти, как некоего сладчайшего покоя, желали. «Блажени мертвые, – вопиет Богослов, – умирающие о Господе от ныне. Ей глаголет Дух: «Да почиют от трудов своих»». Также не можем удивляться, для чего некоторым жизнь сия толь скучна была, что её, как некое тяжчайшее бремя, свергнуть с себя хотели: «Увы мне, – с плачем взывает Давид, – яко пришелствие мое, то есть странствие в жизни сей, продолжися. Окаянен аз человек, – жалуется Павел. – Кто мя избавит от тела смерти сея?»
Почему и нам, благословенные христиане, осталось не бояться смерти, но с радостью себя приуговлять к оной. Когда смерть к христианину, давно себя к ней приготовившему, приидет, что ему сделает, как токмо закроет его очи, дабы он более не видел суеты мирской? Того ради и мать наша Церковь, о нас, чадах своих, вопиет к жениху своему: «Несть Господи, рабом твоим смерть исходящим нам от тела, и к тебе Богу нашему преходящим», но преставление на полезнейшая и сладостнейшая, и на упокоение и радость. Которым блаженным покоем в надежде воскресения праведных, и нас некогда да обрадует владеяй животом и смертью Господь, ходатайством и молитвами ныне вшедшей со славой в горний чертог преблагословенной Девы Марии. Аминь.
