В неделю 7 по Пасхе
Да будут едино, якоже и Мы. (Ин.17:11)
Рассуждая сии слова Христовы, купно же и смотря на нынешние наши обычаи, слушатели христоименитые, видим великое несходство между Христовым желанием и нашим обхождением. И, можно сказать, что многие из нас или позабыли, что они христиане, или не памятуют, какову христианину быть должно. Ибо слышим здесь, что Христос молит своего Отца при отшествии Своём от мира сего, чтоб верующие в Него имели сердце и душу едину, да тоже самое и заповедует Он им, где говорит: «Си заповедаю вам: да любите друг друга». И паки: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам». А где ж теперь такова мира, где такова согласия, где любви таковой найти? Правда, что полон ныне весь свет Христовым именем печатлеющихся, но покажет ли кто хотя двух из них, чтоб были они одно по самой истине, как положенные оные в заглавии слова Христовы хотят? О горе! О люте! Пришло на нас оное Его же Самого пророчество, что за умножение беззакония, иссякнет любы многих. Будем убо теперь только сожалеть о таком нашем несогласии с волею Христовой и, сожалея, доказывать, коль непристойны человеческому, а особенно ещё христианскому имени, междоусобные брани, вражды и раздоры. Сколь непристойны, да сколь при том и неполезны.
Оставим на время имя христианское, а первее рассудим ещё о имени просто человеческом. В самом создании человека усматриваем то, что надобно употребить в доказательство сему предложению. Созидает Бог многие и различные животные, созидая же купно, и вооружает их, чем бы могли они или наступать, или обороняться друг против друга. Иному даёт острые когти, иному ядовитые зубы, иному смертоносное жало, иному иное оружие. А где до человека приходит, не даёт ему ни того, ни другого, но вместо всего облекает его в плоть мягкую и ту ещё нагую, наполняет взор приятности, склоняет сердце к любви и умилению.
Что сие, Владыко Господи, в толь страшными жителями наполненную землю пускаешь Ты человека, а не ополчаешь его никаким оружием? Как ему в сей пустыне между львами, пардами и другими от натуры сильно вооружёнными зверьми ходить будет без опасения, когда он ни рогов, ни жала, ни пронзительных когтей не имеет? «Я, – отвещает Господь, – учиню то, что и безоружному ему все твари будут повиноваться, впрочем же, хощу его таким сотворить образом в отличность от всех других животных. Я его делаю животным мирным, любительным, дружественным и не имею намерения, чтоб он против кого-нибудь вооружался, и затем не даю ему ничего к тому приличного». Так говорит Зиждитель всех.
Согласите ж вы мне, слушатели, с сими словами ужасные человеческие друг против друга предприятия. Ежели бы, по Демокритову мнению, допустить надлежало множество миров, и пришёл бы из них какой-нибудь житель сюда, не видевый никогда образа человеча, только ведаяй совершенно, каков дух Бог влиял в него в создании его, то подлинно, слушатели, не поверил бы он, повида такие наши действия, что здесь живут люди, а ежели б дошло и до того, то скорее бы он почёл за людей зверей и скотов, нежели нас, когда б только усмотрел, что и звери, и скоты, тех, которые с ними одного рода и вида, не едят, а человек человека толь многими погублять старается образы. Но за что ещё? Что к толь несвойственным им возбуждает людей предприятиям?
Ежели б могли мы подняться на такую высоту, чтоб могли оттуда всю обнять нашим взором вселенную, то б ничего в сем случае не увидели, как только, что малые ребята дерутся из одного небольшого шарика. Ибо все наши ссоры, все вражды и брани туда клонятся, чтоб овладеть нам чем-нибудь на земли, которая и вся, ежели б сравнить её на примере с небесными телами, есть весьма малый шар, а ежели ещё со всем пространством небес, то пункт едва глазом постигаемый. Признайте ж вы теперь оную богописанную красоту, признайте оный разум, оное благородство, оный образ и подобие, по которому создал Бог человека. Из такой малой вещи ссориться и все силы устремлять на брань тому, которого толь пространные ожидают небеса, которому всё и здесь под ноги покорено, словом, ради которого всё сделано, что ни сделано. Какое недостойное дело! Да против кого ещё устремлять силы? Против рода своего, против братии своей. Какое бесчеловечие! «Бог нарочно, – говорит Августин, – и в самом начале других животных сотворил не по одному, а человека одного только, так что ни Евы из другой части земли сотворить не хотел, но от того ж самого человека её и весь род человеческий произвёл нарочно, то есть, чтоб связать их нерешимым союзом сродства и тем обязать всякого к вечному ненарушимому друг друга люблению». А мы, разорив устав Божий и естественные дерзновенно прескочив пределы, до того приходим, что и самых лютейших животных лютостью нашей, изливая её на наших ближних, превосходим. О Боже! Что это?
Не пристойно раздоры чинить, вражду в сердце своём питать и враждовать друг на друга всякому человеку, кольми ж паче христианам. Что бо суть христиане? Их мало назвать товарищами, мало ближними, мало братьями, но лучше сказать, что они суть единого тела уды, как и Павел говорит: «А чьего тела? Христова. Уди, – рече, – есмы тела Его, от плоти Его и от костей Его». И на другом месте: «Вы, – рече, – есте тело Христово, и уди от части». И паки на ином: «Глаголите истину, яко есмы друг другу удове». Подтверждает слова Павловы и сам Христос, где говорит ко учеником своим: «Аз есмь лоза, вы же рождие». Такое-то тесное во Христе всех христиан соединение! Ежели ж, рассуждайте теперь сами, слушатели, христиане не только суть братья между собой по плотскому происхождению, но, что и того больше, ещё суть и единого тела уды по таинственному соединению, то прилично ли им восставать друг на друга? Восстаёт ли когда око на руку? Или рука на ногу враждует ли? Не паче ли ещё друг о друге они пекутся? И аще един из них уд страждет, состраждут ему и вси прочие, аще ли славится един, срадуются ему и вси, по слову того ж вышепомянутого апостола. Да и из чего б христиане свариться между собой хотели? Они ничего своего здесь не имеют, за что им с кем брань творить? Они всё, что ни есть в мире сем, Христа ради презрели, чего им искать?
Но убо, чтоб уже сказали ангелы, живущие на небеси, когда б помышляли, что язычники живут в согласии, а христиане в раздоре, друг друга гонят, обижают и разоряют? Думать должно, чтоб они никак не захотели признать таковых человек за христиан, понеже христианское знамение, по которому они от других языков распознаваться должны, по силе слов Христовых, одно только любовь и мир: «О сем, – рече, – разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою». Следовательно, где нет любви, но брани и нестроения, как можно тут христиан найти? Ежели б чувствительным образом сошёл теперь Христос на землю, и сказал бы Ему кто, что тут живут Его ученики, где нет ни единого почти дома, где б вражда не имела места, никогда б Он сего не принял и не признал бы их во веки за подражателей Евангелия своего, ибо точно говорит Павел, что «иже Христовь суть, плоть распяша со страстьми и похотьми, а идеже в вас зависти и рвения, и распри, не плотстии ли есте, и по человеку ходите?»
Сколько самых знатных фамилий вражды и несогласия погубили, сколько человек во гроб вогнали безвременно, сколько нищих наделали! И сие не прежде только, но и ныне те ж они плоды приносят, но жаль, что мы того не примечаем. Когда б примечали, увидели бы скоро, что не напрасно говорит негде апостол: «Аще друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не како друг от друга истреблении будете». Да то ж и Христос внушает нам, где сказывает, что «всякое царство, разделившееся на ся, запустеет, и всяк град или дом, разделивыйся на ся, не станет».
Прочее нам всё другое не столько ещё рассуждать надобно, как то, что и самые наши души вечно гибнут в таких обстоятельствах, ибо какая тут спасения надежда остаётся человеку, где вражда есть? Скорее Бог другие грехи простить может, нежели ненависть и вражду. Понеже или слабость плоти, или скудость и лишение пропитания по большой части в других бывает причиной, а здесь одна злоба, почему и во Евангелии никому иному не запрещено просить Бога о милости, а во вражде сущим точно объявлено, чтоб они не дерзали приступать к алтарю благоутробия Божия со своею молитвой и приношениями, как с некой мерзостью. «Аще, – рече, – принесеши дар твой ко олтарю, и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя, остави ту дар твой пред олтарем, и шед прежде смирися с братом твоим».
Видели мы, сколь непристойно, а притом и сколь бесполезно человеку, особливо христианину, восставать на своего ближнего. Тем же убо, о христиане, оставим, ежели какие имеем между нами несогласия, раздоры и брани, оставим немедленно, буде истинными христианами быть и называться хотим. А вместо того по увещеванию святого Павла: «Мир возлюбим, и яже к созиданию друг ко другу, да ходим со всяким смиренномудрием и кротостью, с долготерпением, как ученики Христовы, терпяще друг другу любовью, тщащеся блюсти единение духа в союзе мира, якоже и звании есмы во едином уповании звания нашего». Буде ли ж вооружаться надобно, есть нам и кроме ближнего подвизаться против кого: с одной стороны – дьявол, с другой – плоть, отъинуды мир борет нас. Сюда убо силы наши обратим, на сих неприятелей всей нашей ополчимся лучше крепостью, а того, за которого кровь свою излиял Сын Божий, а того, который плоть от плоти нашей и кость от костей наших есть, а того, наконец, который той же жизни будущего века чает, которой и мы, того и нас самих, паки и паки молим именем Распятаго за нас, оставим жить в мире, и Бог мира будет с нами. Аминь.
