Поучение в неделю 7 по Пятидесятнице
Дивишася народи глаголюще, яко николиже явися тако во Израили. Фарисеи же глаголаху: «О князе бесовстем изгонит бесы». (Мф.9:33)
Не должно ли и нам, грешным людям, терпение иметь, когда Сам безгрешный Сын Божий осуждается. Мы слышали в чтенном ныне Евангелии, что Христос только прикосновением руки сотворил прозреть двум слепцам, потом, из приведённого к нему человека нема беснуема, изгнал беса и сотворил его глаголати. Взирающие на таковые чудеса приходили в удивление: «Дивишися народи глаголюще, яко николиже явися тако во Израили». Но фарисеи, лицемерно себе притворяющие святость, столь неслыханные дела, которые показывают во Христе Божью силу чудодейственную, поносят язвительнейшим образом, действие силы Божьей приписывая дьяволу: «О князе бесовстем изгонит бесы». О ужасные клеветы! О погибельного противления истине! Но что их к сему побуждает? Зависть, ненавидящая всё доброе. Но дабы узнать нам, сколь богоненавистен и человеконенавистен сей порок, рассудим, что то есть зависть и что она делает.
Зависть есть предначинательное семя всякого зла, первородное порождение греха, первая ядовитая скверна, растлившая небо и землю, первый тлетворный пламень, разжегший огонь вечной муки. Первый согревший на небеси гордостью был Денница, первый в раю преслушанием – Адам, первый по изгнанию братоубийством – Каин, но первых тех и великих грехов Денницы, Адама, Каина зависть всё была причиной. Что преступили заповедь Божью праотцы, что изгнаны они из рая сладости в терние и волчцы, что осуждён Адам в поте лица своего есть хлеб свой, а Ева в печалех детей рождать, что стали быть смертными оные бессмертные и что мы несчастливые потомки наследовали прародителей своих грех, а притом Божью клятву и гнев – всё то произвела зависть. Что брат возненавидел неправедно и убил бесчеловечно брата, что кровью неповинной осквернил он чистую землю, что отверзл страшную дверь клятвы, чрез которую вошла в мир смерть – всё то произвела зависть. Зависть – богоборства начальница, преслушания учительница, братоубийства матерь, смерти ходатаица, корень всех злых. Зависть не иное что, как токмо сердцу печаль, от благоуспешности ближнего происходящая. «Печалью бо есть в благополучии ближнего зависть» – так определяет о ней, со нравоучительными философами, великий Василий.
Что Иаков получает благословение от отца своего Исаака, тако ж и честь старшинства, о том печалится лукавый Исав и ищет его умертвить. Что Лия жена Иаковлева многочадна, то печалится другая, бездетная Рахиль, ссорится с мужем своим и от печали хочет умереть: «Даждь ми чада, аще же ни скончаюся аз». Что Иосиф провидит славу предопределённую себе от Бога во Египте и толкует братьям своим таинственные сны, о том братоненавистники-братья печалятся. Сперва они хотят его убить, но потом отменяют намерение и ввергают его в кладезь, оттуда, опять его вынув, продают, чтобы с глаз своих сбыть. Что Давид убил Голиафа, победил иноплеменников и тем возвысил славу Израильскую, о том неблагодарный и завистливый царь Саул тужит и хочет всячески лишить его жизни то неоднократным бросанием в него копья, то гонением за ним и ловлением его, да и убил бы он его во удовольствование бешенства зависти своей, есть ли бы не сохранил его преславный Божий покров. Что Богочеловек Иисус проповедует истину, исцеляет больных, прощает грешных, за то огорчеваются христоненавистные иудейские книжники и порицают Его, яко хулителя: «Что сей тако глаголет хулы!»
Но то счастье, которое имел получить Иосиф, не было ли счастьем общим братьям его, как напоследи время показало, а слава, которую получил Давид, не была ли общею славою Саулу, которого врагов он побеждал, царство же утверждал? Чудеса Иисус Христовы не были ли благодеяниями и самим иудеям? Истинно так. Завистливый человек не взирает на собственное своё добро, зависть бо не весть предпочитати полезное, а взирает токмо на ближнего добро, кое видит он и печалится: печалью бо есть в благополучии ближнего зависть. Да и ещё старается оное превратить во что-либо худое – в сем только едином обретает он утеху печали своей, предел ненависти – видети бедным из блаженного.
Сия страсть завистливого, страсть есть такая, которая между всеми другими грехами грехом есть бескорыстным и печальным, наипаче же таким, что вкупе грехом и мукой, ибо она и виной, и наказанием тому, кто её имеет. Чего ради мудрейший Богослов упоминает, что сия страсть изо всех других страстей самая неправедная и самая праведная. Самая неправедная потому, что мучит тех, кто её имеет. Зависть всех страстей неправеднейша купно и праведнейша, ова убо, яко всех добрых озлобляет, ова же, яко растлевает имущую ю. Ржа не поядает так железа, в котором она находится, ни ехидна при рождении не раздирает так когтями чрева своей матери, как поядает и раздирает сердце завистливого самая его зависть. Какая то душа, мучающаяся и мучимая в здешней и в будущей жизни! Чего ради можно сказать, что не надобно желать завистливому ни в настоящей жизни и иного наказания, ни в будущей иного мучения. Довольным наказанием имеет он здесь самую зависть, чтоб глядеть ему на счастье ближнего, довольным мучением имеет он ещё туже зависть, чтоб глядеть ему на славу блаженных, как глядел богатый на славу Лазареву в недрах Авраамовых. Однако по сие место оная страсть есть справедлива, по тому, что она мучит тех, кто её имеет.
Но когда бывает она несправедлива и зло творит добрым, то кто может изъяснить многое злодейство ею производимое? Вы′разумейте вы о том из единого только примера между многими. В преславном граде Афинах был некоторый философ именем Леонтий от рода благородного, закона идолопоклоннического, науки астрологической, жития честнейшего. Он при смерти всё имение отказал своему сыну, а имевшуюся у него ещё дочь без всего оставил. Когда же вопрошен был для чего презирает тот скуде′лной сосуд и не оставляет ей хотя приданного, на то ответствовал: «Довольно де дочери моей её счастья, довольна она счастьем своим». Однако, не удовольствовавшись завещанием отца своего, Афинаида (так именовалась та девица) начала судиться с братом, чтоб уничтожить то завещание, а взять бы и ей надлежащую часть родительского имения и так, отъехавши, она из Афин прибыла в Константинополь для испрошения себе правосудия от царя. Был же тогда царём Феодосий малый. Во время представления её к царю, когда увидела сестра царева, славная Пульхерия, ту девицу, что она прекрасного лица, честного взора, разумна в словах, подлинно, что философская дочь, да и сама философ, то её возлюбила, милостиво приняла, наградила и, кратко сказать, окрестивши оную прежде (потому что она была язычница) и переименовавши из Афинаиды в Евдокию, выдала замуж за брата своего царя Феодосия и учинила её царицей. И так исполнилось то слово отца её, которое он ей сказал, что довольна она счастьем своим.
Блаженна и преблаженна ты, прежде бывшая девица Афинаида, а ныне Евдокия! Ты, во-первых, из язычницы учинилась христианкой, из простой жены Афинской поставилась царицею Константинопольской. Ты лишилась родительского наследия, а Бог тебе дал целое царство. Ты приехала с прошением, бить челом о своём приданном, а получила скипетр и царскую корону. О Евдокия, поздравляю тебя с высоким счастьем, коего ты удостоилась! Слушатели, не трепещет ли сердце ваше от радости, слыша такое благополучие сия девицы? Но изготовьте очи ваши на слёзы – плакать о великом ея злоключении. О зависть, о зависть! И коль ты горка? И колики беды производишь человеком?
Некто позавидовал счастью Евдокии, оклеветал её неправедно царю, мужу её, якобы она имеет к нему малую верность и почтение, а имеет тайную любовь с некоторым Павлинианом, человеком весьма честным и учёным, с которым подлинно имела частые разговоры Евдокия, яко и сама учёная. Царь тому и поверил, и не поверил, однако возъимел подозрение и умолчал, ожидая времени в том удостовериться. Между же тем, что случилось? Вещь случайная, но жалостная. В некоторый день принесли к царю яблоко, которое, в рассуждении чрезвычайной величины, особливой диковинкой было, и для того царь отослал оное к царице Евдокии. Она, не ведая, что имеют её уже оклеветанную с Павлинианом, отослала то яблоко к Павлиниану, который был тогда болен. Царь, пришедши посетить больного Павлиниана, увидел оное яблоко там и от неутерпения изменился лицом, возмутился сердцем и вышел от него печален и гневен. И как пришёл к царице, то спросил у неё, где то яблоко. Она, по действу ли радующегося о зле дьявола или по попущению Божию, не объявила ему истины, а сказала, что то яблоко сама съела и утвердила слово клятвой, клянясь здравием царским. Довольного сего. Утвердился царь в подозрении своём, поверил оклеветанию и в тот же час послал и велел отсечь голову лежащему на постели Павлиниану, который невиновен, ниже о том ведом был. Потом развёлся с Евдокией и выгнал её вон из царствующего града, сослал в ссылку в Иерусалим.
Видите ли, как двор царский, в коем не задолго пред тем царствовала радость и покой, смутился печалью и смятением. Кто причина толикого зла? Зависть. Видите ли, как царь новооженившийся, который находился во всяком веселии, любви и наслаждении любезнейшей своей супруги, стал быть весь вне себя от гнева и печали? Кто причина толикого зла? Зависть. Видите ли, как неправедно убиенный бедный Павлиниан валяется в крови своей неповинным и чистым? Кто причина толикого зла? Зависть. Видите ли царицу, разлучённую с мужем, лишённую царства, изгнанную от престола, уязвлённую в чести свой, добродетельную и честнейшую Евдокию, плачущую во всю свою жизнь? Кто причина толикого зла? Зависть. О зависть! О зависть! И коль ты ядовита? Колики беды производишь человеком? И кто имеет таковую страсть, тот достоин ли именоваться человеком и называться христианином?
Прячься сколько хочешь, запирайся, удаляйся, безмолвствуй в жилище своём, убегай и в пустыню на уединение, достанут тебя и там глаза завистливого и увидят, что ты делаешь. Имеет у себя завистливый некоторые зрительные трубки, в кои он, глядя, видит очень далеко. Кто б был такой человек самый добродетельный и святой, чтобы не имел какого-нибудь наименьшего порока? Никто. Бог токмо един безгрешен. Ещё же и наименьшие пороки видят глаза завистливого. Добро уже быть так, что видят они то, что есть, а то видят и то, чего нет.
И когда мы друг против друга завистью вооружаемся, то нет нам нужды не только в другом неприятеле, но ниже в самом дьяволе. «Аще противу друг друга вооружаемся, ни дьявол убо нужден есть к нашей погибели» – упоминает Златоуст.
Но самого ради Бога, в которого мы веруем, и который есть Бог мира и Отец щедрот, ради Евангелия, нами содержимого, которое есть завет любви, ради Церкви, которой именуемся мы чада и которая местом есть согласия и единения, отринем сей порок, престанем друг друга угрызать, да не друга от друга истреблены будем. Аминь.
