Восточная сказка

Бенсаид, Египетский султан, имел у себя одного сына, по имени Кихтаба, которого любил, как глаз свой, собрал для него великие сокровища и полагал на него всю надежду своей жизни. Кихтаб, будучи некогда с отцом своим на охоте, ранен был стрелою, пущенною от невидимой руки, так тяжело, что вскоре лишился жизни. Отец впал в крайнее отчаяние. Он не возвратился в свой дворец, но удалился в мрачную пещеру. Там растерзал он свое платье, валялся по земле, рвал себе волосы с головы и из седой бороды, и отвергал всякое утешение. Никто из его придворных не смел к нему приближаться, и они слышали только день и ночь его стон и рыдания, которые смешивались с печальным криком птиц, живших над сею пещерою.

– Может ли Бог, – кричал он, беспрестанно, – которого описывают нам столь благодетельным существом, может ли он находить столько увеселения в несчастии своих тварей, чтобы наносить им столь неизлечимые раны? О вы обманщики жрецы! Не говорите мне впредь уже ничего о Его благости и любви, не говорите мне ничего о провидении, которое защищает чад человеческих на земле. Вот лежит цветок, мне им определенный, он сорван, не успевши еще расцвести. А я – нет! не хочу ни минуты долее пробыть в сей долине страданий и тоски.

Он схватил свой кинжал, и хотел ударить им себя в сердце, но вдруг пещера осветилась быстрою молниею, и устрашённому Султану представился вид, красоты превосходящей человеческую, в одежде небесного цвета, увенчанной амарантами, и держащей в руке пальмовую ветвь. Он сказал Султану:

– Ступай со мной на вершину того пригорка.

Пришедши туда, сказал он ему:

– Я Ангел мира. Посмотри в сию долину!

Бенсаид увидел уединенный пустой остров, покрытый горячим песком. Посреди острова стоял иссохший человек. Это был купец, который со слезами жаловался, что в сей пустыне не может найти никакой травки, ни одного зернышка, ни горсти воды для утоления голода и жажды, и еще беспрестанно должен опасаться, что тигры его пожрут. В руках держал он ящичек с алмазами, бросил его на землю, как вещь бесполезную; потом с великим трудом пополз он на гору, чтобы увидеть какой-либо мимо плывущий корабль и призвать его на помощь каким-нибудь знаком. Бенсаид молился небесам, чтобы они сжалились над сим несчастным.

– Молчи, – сказал Ангел, – и смотри!

Султан, подняв свои глаза, увидел пристающий к берегу корабль. Радость купцова была несказанна. Он тотчас поднес капитану половину своих алмазов, с тем только, чтобы он возвратил его в отечество. Капитан не только взял половину, но отнял у него и остальное, и не взирая на его просьбы и слезы, оставил сего несчастного плачевной его судьбине.

– О небо! – вскричал Бенсаид, – как можешь ты допускать такое злодейство!

– Смотри, – сказал Ангел, – как там корабль расшибается о камень. Слышишь ли ты плачевный вопль матросов? Оставь судьбу их великому и премудрому Правителю мира. Скоро подаст он пищу алчущему человеку, заключит зевы диких зверей и выведет его из сея пустыни. Но знай, что сердце сего человека одержимо было срамнейшим сребролюбием. Он думал, что от богатства все зависит, и что с богатством не имел он причины бояться ни Бога, ни людей. Теперь не только научился он, что богатство без мудрого употребления совсем бесполезно, но еще из поступка матросов узнал и то, что оно весьма пагубно быть может, и что все зависит от употребления. Благополучен человек, научающийся мудрости в училище несчастия! Теперь обрати глаза свои на другую сторону: там увидишь ты такой предмет, который будет тебе гораздо приятнее.

Султан увидел великолепные палаты, украшенные самыми лучшими портретами его предков. Двери, сделанные из слоновой кости и привешенные на золотых крюках, отворились и показали ему престол, усыпанный драгоценными камнями и окруженный райями (*подданными) всех пятидесяти народов и посланниками их, которые имели на себе одежду всяких цветов. На сем престоле сидел сын его Кихтаб, коего смерть столь горько он оплакивал. Подле Кихтаба сидела Принцесса, превосходящая красотою Гурию, то есть райскую Нимфу.

– О небо! Сын мой! – вскричал Султан.

– Милосердный Алла! Дозволь мне кинуться в его объятия и прижать его к моему сердцу!

Ангел отвечал ему:

– Как можешь ты обнять духа? Ты видишь только привидение. Такую бы судьбу имел некогда сын твой, если бы он долее прожил.

– Для чего ж не жил он долее? – спросил султан. – Для чего не мог я наслаждаться счастьем, видеть его в таком благополучии в такой силе?

– Ты тотчас сие узнаешь, – сказал Ангел.

Султан устремил опять туда глаза свои, и скоро увидел на лице своего сына, на котором привык он прежде видеть радостную улыбку и цвет здравия, увидел на сем лице следы жестокой ярости, или пьянства, потом приметил он на нем негодование, страх и признаки срамной роскоши; руки его были омочены в крови, и сердце терзалось яростью. Палаты, блиставшие прежде всем восточным великолепием, вдруг превратились в мрачную темницу. Кихтаб лежал на земле в оковах и лишённый обоих глаз. Вскоре после того явилась султанша, которой прелестям Бенсаид столь удивлялся. Она держала в руке стакан с ядом, который подала Кихтабу, и потом показалась на троне с его приемником.

– Благополучен тот, – сказал Ангел мира, – кого Проведение смертью избавляет от порочной жизни, которая ввергла бы его в столь ужасное состояние!

– Довольно! – вскричал Бенсаид, – я покланяюсь премудрым уставам и непроницаемым советам Всемогущего! От какого страшного бедствия мы с сыном избавились его смертью, о которой пролил я столько слез! Но смерть его была смерть невинная и мирная. Память его осталась на земле благословима, а душа его вознесена к бессмертному блаженству.

– Брось кинжал свой, которым хотел ты прекратить жизнь свою и страдание! – сказал ему небесный посланник. – Перемени жалобы свои в почтительное молчание, а сомнения в глубокое удивление. Может ли смертный ниспустить взор свой в неизмеримую бездну вечности, или может ли краткое зрение обозреть всю цепь прошедших, настоящих и будущих приключений? Могут ли те каналы, которые ты выкопал для того, чтоб они вбирали в себя воду из реки Нила при ежегодных его разливах, вместить в себя воду целого океана. Никакая тварь на земле не способна к совершенному блаженству. Превечному только принадлежит оно, равно как бесконечное могущество и премудрость.

Ангел исчез. Бенсаид возвратился в свой дворец, и нашел потерянное своё спокойствие, а купно с ним и основание истинного блаженства.

Из первого в России журнала для детей “Детское чтение для сердца и разума”